Начало театра на идише
Еврейский театр возник и развивался в основном в русле ашкеназской традиции разговорного народного языка, идиша. Ее истоки можно найти в XV–XVI вв., когда формируется профессия бадхена, шута, наделенного артистическими (как правило, комическими) способностями, владевшего мастерством стихотворной импровизации и веселившего гостей на свадьбах или семейных торжествах. В германоязычных странах искусство бадхенов находило почитателей не только у евреев, но было популярно и среди нееврейского простонародья.
После фактического исчезновения идиша в Центральной и Западной Европе к концу XVIII века ремесло бадхенов сохранялось и развивалось в еврейских общинах Польши, Румынии и Российской империи. В этом регионе бадхены нередко были также придворными шутами хасидских цадиков, как самый прославленный из них — Гершеле Острополер. Многие бадхены были также одаренными музыкантами, выступали вместе с клезмерами и сами сочиняли музыку к своим стихам. Среди наиболее известных в этом роде бадхенов XIX–XX вв. — Сендер Бадхан (Элийогу-Александр Фидельман, 1825–1892), Соне Бадхан (Израиль Задрунский, 1850–1928) и Эльякум Цунзер (1835–1913), чьи песни уже при жизни вошли в сокровищницу фольклора на идише. Эта профессия была актуальна в традиционных еврейских общинах Румынии и Польши вплоть до Второй мировой войны.
Особое место в истории еврейского театра занимает пуримшпиль («пуримский спектакль», «пуримское представление»), связанный в первую очередь с праздником Пурим и с сюжетом Книги Эсфирь, а также с иными сюжетами из Библии, спектакли на которые разыгрывались и во время других еврейских праздников, например, на Хануку. Опираясь на драматургические образцы, получившие свое первоначальное письменное воплощение в «ученой» среде студентов йешив в конце XVII века, пуримшпиль вскоре укоренился в устной традиции в многочисленных формах и стал важной характеристикой фольклора и народной культуры ашкеназов Восточной Европы.
Широкое распространение пуримшпиля в еврейской народной среде сделали его объектом критики со стороны представителей Гаскалы, которая, в частности, нашла свое выражение в комедии А. Вольфсона (1754–1835) «Лайхтзин унд фреммелай» («Легкомыслие и ханжество»; 1796), пародирующей традиционный пуримшпиль, но положившей начало литературной драматургии на идише. Драматические произведения на идише еврейских просветителей в Восточной Европе — антихасидская сатира Ицхока-Бера Левинзона (1788–1860), комедия Аврома-Бера Готлобера (1811–1899), пьесы Шлойме Эттингера (1782–1845) и Исроэла Аксенфельда (1787–1866) и целый ряд других — появились в первой половине XIX века и, хотя распространялись первоначально в рукописях в сравнительно узком кругу единомышленников, утвердили новый жанр в литературе на идише и способствовали внедрению в нее европейских эстетических стандартов.
Во второй половине XVIII века в идишеязычной среде наряду с бадхенами сформировался новый тип публичных исполнителей и стихотворцев-импровизаторов — бродерзингеры, или бродеры, получившее свое имя от города Броды в Восточной Галиции, в котором впервые появились такие многожанровые исполнители. В отличие от бадхенов бродерзингеры выступали дуэтом или группами по три-четыре человека, сопровождая пение или декламацию своеобразным драматическим представлением на сюжеты их текстов. Именно они стали первыми актерами еврейского профессионального театра. Отсчет его истории начинается с октября 1876 года, когда довольно известный уже в то время поэт, писавший на идише, Авром Гольдфаден (1840–1908) поставил на эстраде городского сада в Яссах свои комедии, специально сочиненные для двух бродеров — Исроэла Гроднера (1841–1887) и Сухера Гольдштейна (ум. 1887). Это начинание, поначалу казавшееся скромным и краткосрочным, имело успех.
Позже труппа Гольдфадена разрослась и превратилась в стабильный театральный коллектив. В 1879 году по приглашению поклонников и меценатов Гольдфаден переехал в Одессу, которая с этого времени надолго стала столицей еврейского театра. В Одессе в труппе Гольдфадена было уже 40 актеров и хор под руководством хазана местной синагоги Гиршенфельда (деда знаменитого советского композитора Исаака Дунаевского). В 1880–1881 гг. труппа Гольдфадена гастролировала в Москве и Петербурге, и ее спектакли всегда проходили с аншлагом.
Вдохновленные успехом Гольдфадена, к театру и драматургии обратились и другие еврейские литераторы и предприниматели, возникли новые театральные труппы. В частности, свои собственные антрепризы организовали популярный романист Шомер (псевдоним Нохума-Меера Шайкевича, 1849–1905), который иногда перерабатывал в пьесы свои романы, Мойше Гурвиц (Горвиц-Гурвич; 1844–1910) и Йосеф Латайнер (1853–1935). По жанру и характеру их пьесы были близки гольдфаденовским, а часть ранних драматических опусов Латайнера, начинавшего как суфлер в его труппе, представляли собой вариации и обработки пьес Гольдфадена. Для еврейского театра стал писать также Йосеф-Иегуда Лернер (1847–1907), создававший произведения на идише, иврите и русском.
В 1883 году театральные представления на идише правительственным указом были запрещены в Российской империи. Весь этот период в истории российского еврейского профессионального театра, от его возникновения до запрета, принято считать «гольдфаденовским» — благодаря тому влиянию, которым пользовался в это время Гольдфаден, которого позже назвали «дедушкой еврейского театра». Его драматургия, сценические приемы, характер игры его актеров наложили неизгладимый отпечаток на все дальнейшее развитие еврейского театрального искусства и использовались даже в его позднейших модернистских формах.
Многие пьесы Гольдфадена вошли в так называемый «железный репертуар» еврейской сцены, ряд песен и стихов из этих пьес стали народными. В драматургии Гольдфадена и даже в драматических опусах его последователей и эпигонов, хотя часто и в развлекательной форме, находили свое выражение важные для своего времени идеи, отражались актуальные национальные проблемы. Еврейский театр и драматургия этого периода адаптировали некоторые шедевры мировой литературной и драматургической классики, приспособив ее для массового еврейского зрителя с помощью механизма «идишизации» («фарйидишунг») оригинала.
За короткое время «гольдфаденовского» периода еврейский театр наряду с литературой на идише занял важнейшее место в культурной и социальной жизни еврейского народа, превратился в один из самых действенных инструментов модернизации. Уже в эту эпоху еврейский театр аккумулировал в себе мощную творческую энергию и создал новую среду для реализации народных талантов.
Пеьса Аврома Гольдфадена «Двое простофиль»
Успех и стремительное распространение еврейского сценического искусства свидетельствуют о том, что профессиональный театр отвечал насущным культурным и эстетическим потребностям, созревшим к тому времени в еврейской среде. Популярность еврейского театра объясняется еще и демократичностью его характера: он обращался к своей публике на ее разговорном языке — идише, который был также важнейшим языком массовой еврейской культуры, а затем и «высокой» культуры еврейской интеллигенции. Здесь следует заметить, что театр на иврите появился позже и его подлинные успехи относятся ко времени, лежащем вне рамок рассматриваемого периода. Но и тогда театр на иврите не мог конкурировать с театром на идише по популярности и массовости аудитории.
Свои первые шаги еврейский профессиональный театр сделал, опираясь на элементы сценического искусства, уже бытовавшие в самом еврейском обществе и уходящие корнями в традиционную культуру, и культивировал эти элементы на протяжении всей своей истории. Благодаря всему этому еврейский театр занял особое, по сравнению с «элитарными» профессиональной музыкой и изобразительным искусством, место в структуре светской еврейской культуры. Как прочие продукты русской и, шире, современной европейской культуры, их отделяла от основной массы российского еврейства значительная культурная дистанция, а евреи, избравшие для себя эти виды художественного творчества, были вынуждены адаптироваться к их нормам и формам и решать проблему собственной национальной и культурной идентичности. В отличие от этого, еврейский театр был тесно связан с аутентичной национальной средой, «вырастал из самого ее сердца», и эта связь, ослабевая или усиливаясь, сохранялась на всех этапах его развития, даже в его элитарных авангардистских модификациях.
Гиллель (Григорий) Казовский